В тот вечер Марк Спенсер, старший редактор в “Ридинг таймс”, не имел ни малейшего желания возвращаться в свою пустую и холодную квартиру в Ист Энде. Сегодня он перечитал кучу писанины, которую ему прислали на конкурс рождественских сказок и его не покидало прескверное ощущение, что британцы будто забыли что такое старая добрая сказка. Именно тогда ему на глаза попалось письмо из тюрьмы в заштатном городишке Хайхилл в графстве Сурей. Письмецо было изрядно потрепано и написано от руки, а написал его заключенный по имени Питер Уолш. ”Мда, вот где рождаются настоящие сказки…”: подумал Марк, разглядывая обратный адрес. Тем не менее он начал читать:
“Посвящается моему золотцу – крошке Дороти и моей любимой жене Эмили: благодаря вам, я самый богатый человек в Англии!!! А также моему дорогому другу – мистеру Макфаррелу, не взявшему с меня денег за это письмо! Четыре сказки: по одной за каждое Рождество, проведенное вдали от вас!
Кольцо
С первого взгляда нет никакой разницы между рождественской ночью и любой другой зимней ночью. Но это только с первого взгляда... Потому что в ночь на Рождество могут произойти самые немыслимые, самые невероятные и самые волшебные вещи. Но такие вещи происходят лишь с теми, кто их заслуживает. Ведь где-то далеко на Северном Полюсе есть огромная красная книга в золотом переплете, где на каждого достойного человека записано его персональное чудо – чудо, только для него одного. Правда, иногда эти чудеса запаздывают, но вся прелесть истинного чуда заключается в том, что оно приходит, когда его ждешь меньше всего.
В ночь на Рождество 1907 года маленький мальчик по имени Питер убежал из дома. Люди проходили мимо, но никто не обращал внимания на худого, вялого мальчика в рваном тряпье. У всех были дела поважнее: кто-то выбирал елку, кто-то просто возвращался домой, чтобы провести этот вечер с семьей, а кто-то покупал подарки своему сынишке. Проходя мимо, Питер случайно задел какого-то толстенького мальчика и извинился. Тот посмотрел на него и положил Питеру в ладонь двадцать пенни. Питер был настолько поражен, что не смог ничего сказать. Мамаша мальчика тут же схватила сына за руку и потащила за собой.
-Не смей давать милостыню этим попрошайкам!-пищала она.
Питер схватил ее за рукав.
-Мэм, вы неправильно поняли, я вовсе не просил... - попытался объяснить Питер, но леди отдернулась от него, как от зачумленного.
-Вот видишь, теперь от них не отвертишься! – крикнула она и дернула сына за собой.
Питер шел и думал, а ведь он ничем не хуже этих упитанных мальчишек в новеньких костюмах.
Когда-то у него тоже были игрушки и сладости. Тогда отец не пил, а работал в ювелирной лавке, и Питер помогал ему. Каждый день, возвращаясь домой, они с отцом покупали что-нибудь вкусное к ужину, а Питер обязательно срывал два цветка: один для мамы, а второй для сестренки Клары. Питер был безумно горд за то, что отец всегда и во всем советовался с ним, интересовался что именно хочет Питер и прислушивался к его мнению, будто Питер был взрослым. Но вот прошлым летом отец сделал кольцо для самой леди N… и попросил Питера отнести его к ней домой. Питер так обрадовался, что отец ему доверил такое важное дело, что побежал во всю прыть. Мальчик весь запыхался и остановился в безлюдном переулке, чтоб отдышаться. Из-за угла раздался голос.
-Куда это ты несешься как угорелый? –это был Бродяга Джек – уличный детина и редкостный мошенник, который славился тем, что мог обхитрить любого полисмена в городе.
-По важному поручению! – загордился Питер- Мне нужно кое-что кое-куда доставить!
-Да ладно заливаешь - отмахнулся Джек,- такому малявке, как ты, я б не доверил ничего важнее коровьей лепешки!
-Коровья лепешка? А что ты скажешь о кольце леди N…?
-Ну ты брат врешь по чем зря! – рассмеялся Джек. – Да если там кольцо леди N…, то я сам надену себе на голову коровью лепешку!
-Ах так? – рассмеялся Питер и вынул из футляра кольцо. – Так надевай же!
Бриллианты засверкали на солнце, чистые, как слезы младенца. В ту же секунду кто-то ударил его по затылку и Питер потерял сознание. Когда он пришел в себя, уже наступила ночь. Борясь с болью и головокружением, Питер тщетно пытался отыскать Бродягу Джека и злосчастное кольцо. Но все было напрасно. Когда грязный и усталый он вернулся домой, отец не стал его ругать за потерю кольца. Он лишь посмотрел на сына усталыми глазами и велел ему идти спать.
Через день пришли полисмены и арестовали отца. Мать была вынуждена продать все, что у них было, чтобы заплатить долг за потерянную драгоценность. Лавку закрыли, а отец начал пить...
Со дня потери кольца прошло полгода. И не проходило и дня, чтобы Питер не винил себя во всех несчастьях своей семьи. Как ему хотелось исправить свою ошибку, вернуть все. Он даже хотел, чтобы его наказали или посадили в тюрьму. Но всесправедливый закон не сажает человека в тюрьму за то, что его ограбили. И Питер думал, что не заслужил Рождества. Когда сегодня мать посмотрела на сидящего в темном углу сына и пригласила его присесть ближе к огню, помолиться и загадать желание, Питер закричал.
- Зачем все это? Нет никакого Рождества! Нет никаких желаний! Все это глупо, несправедливо...- досада и слезы душили его, как змеи. И не обращая внимания на слова матери, он выбежал из дома.
Но вот улицы начали пустеть, зажглись фонари, и тишина, какая бывает лишь в ночь на Рождество, спустилась на усталый город. Питер сжимал в руке монетку, и слезы катились по его щеке. Ему хотелось купить все подарки мира, чтоб только обрадовать мать, сестру и отца, но на двадцать пенни много не накупишь и денег еле хватило б на две булочки.
И тут в конце улицы появилась сгорбленная старуха в дырявой черной накидке. На вытянутой руке она держала корзину и кричала хриплым голосом.
- Кольца! Кольца! Колечки с разноцветными стеклами! Зеленые, красные, синие! Всего двадцать пять пенни! Покупайте колечки!
Она подошла к мяснику, который уже закрывал свой ларек.
- Купи колечко на Рождество!-прохрипела старуха.
-Отойди, ведьма! Не до твоих безделушек! - зарычал мясник и со всей силой толкнул старуху. Та упала и чуть не выронила корзину. Питер подбежал к ней и помог встать на ноги.
-Спасибо, сынок! – беззубо улыбнулась старуха. – А тебе не надо колечко на Рождество?
-Но у меня всего двадцатка.-сказал Питер.
-Ничего, так и быть – шепнула старуха, - уступлю я тебе эти пять пенни. Выбирай какое хочешь.
Питер посмотрел в корзину и тут же заметил там то одно-единственное чудо, которое было уготовано в ту ночь для него. У Питера чуть сердце не остановилось: все колечки были медными неумело сделанными побрякушками со стеклянными камешками, но сын умелого ювелира различил среди них кольцо с самым настоящим изумрудом. Он взял кольцо, повертел его при свете фонаря. Сомнений не было-это настоящий изумруд с размером в здоровую горошину.
-Вот это-зеленое!-несмело выговорил мальчик.
-Бери, родной!-сказала старуха.
Питер сжал колечко и побежал во весь дух. Он громко смеялся, несясь как угорелый, и на городской площади чуть было не сбил с ног мясника, который брел домой.
- Чему это ты так радуешься, щенок? –прохрипел тот,- Будто звезду с неба достал...
Питер подумал минуту, а потом улыбнувшись сказал.
- Да нет, она мне сама в руки упала!!!...
И побежал дальше.
Шарф
Эмили сидела у окна и молча наблюдала за тем, как маленькие снежинки, будто веселые мотыльки, порхают в воздухе и постепенно покрывают улицу белой вуалью. Она заметила, как какой-то мальчик бежал по улице и радостно кричал “Звезда! Звезда!”. Девочка крепче прижала к груди медвежонка и грустно вздохнула. В это Рождество ее не радовали ни новенькие платья, ни туфельки, ни сладости, свисающие с зеленых веток елки. Ей ужасно хотелось пойти на самый красивый Рождественский бал в доме мистера Брауна. Но, как сказал папа «С болью в животе шутки плохи!».
А мама крепко поцеловала ее в лоб
- Странно, лоб не горячий! – вздохнула она.
- Ничего, все образуется! – успокоила ее няня и проводила до двери, потом она повернулась к Эмили и сказала, что Санта посещает только тех детей, которые крепко спят в ночь перед Рождеством, а любопытных, шалящих и особенно обманывающих детишек он не навещает вообще.
- Если бы ты весь день не бредила этим балом, я бы решила, что ты притворяешься! – добавила она уходя.
Когда дверь закрылась, Эмили быстро выбралась из постели и залезла на софу возле окна, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть как родители садятся в экипаж. Но экипаж уже давно завернул за угол. Эмили подумала, что в своем золотом платье мама будет краше всех на балу и все захотят с ней потанцевать, но она будет танцевать только с папой, потому что он лучше всех на свете. Эмили тихонько встала и, обнявшись с медвежонком, начала кружиться по комнате, воображая, что танцует на балу. Она вдруг резко остановилась, вспомнив кое что очень–очень важное. Как же она могла забыть? Взяв свечу со стола, Эмили дрожащими руками открыла дверь и в одной ночнушке вышла из комнаты.
Медленно спускаясь по лестнице, Эмили думала о том, что в это Рождество подарков ей не видать. По крайней мере от Санты. Она лишь крепче сжала медвежонка и очень осторожно продолжила свой путь. Лестница скрипела и после каждого шага девочка останавливалась и прислушивалась, боясь, что кто-то ее заметит. Хотя в комнате у няни по прежнему горел свет, в доме было тихо… было страшно, но все же надо было действовать. Наконец через двадцать с лишним минут Эмили добралась до последней ступеньки и облегченно вздохнула, потом она прошла мимо кошки в коридоре и шмыгнула в гостиную.
Эмили огляделась: в камине догорали красные угольки (в кромешной темноте они первые попались ей на глаза). Высокая пышная елка стояла рядом с камином и свет угольков, отражаясь на поверхности разноцветных елочных игрушек, волнами пробегал по всему дереву, издавая еле слышный звон. Эмили заглянула под елку, возможно Санта уже положил туда ее подарки и если так, то опасаться было нечего. Но подарков не было, а значит Санта еще не приходил. Эмили нахмурила брови, но отступать было поздно. Она положила медвежонка на пол и подошла к большому дубовому столу. Именно на нем бабушка оставляла спицы для вязания и недоделанный синий шарф. Перед тем, как уйти к себе бабушка положила их в корзину в самом центре стола, и Эмили, как ни старалась, не смогла до него дотянуться. Похоже без стула ей было не обойтись. Эмили была довольно низкорослой и худенькой даже для своего возраста, так что огромный дубовый стул в два ее роста она не смогла даже с места сдвинуть. От отчаянья ей захотелось кричать. Неужели все было напрасно? Неужто она зря лишилась подарков Санты и рождественского бала? Ну нет! Эмили может и была маленькой, но она была еще и страшно упрямой, а потому всегда (ну или почти всегда) добивалась своего. Она тихо прошмыгнула в конец комнаты и принесла оттуда одну из маленьких табуреток, на которые любила ставить ноги бабушка. Табуретка была низенькой, но теперь, хоть и с трудом, она смогла дотянуться до шарфа и спиц.
Эмили медленно стянула их вниз, стараясь не задеть вазу на столе. Когда шарф оказался в ее руках, девочка смогла разглядеть его как следует: темно-синий, мягкий на ощупь, пышный, теплый, с белыми узорами по краям. Даже еще не законченный (хотя оставалось всего несколько рядов), он был очень красив. Эмили подошла к камину, села и осторожно вынула спицу из петель, положила почти готовый шарф на пол, взяла в руки моток и начала распускать бабушкину работу. Она делала это медленно, чтобы не образовались узлы и чтобы нитка не порвалась. После того, как Эмили распустила достаточно, чтобы от пятифутового шарфа осталась добрая половина, она также осторожно и внимательно вдела спицу в петельки, не пропуская ни единой. Утром бабушка найдет шарф и снова удивится как мало она связала за вчерашний день!
Эмили не была шалуньей и никогда не проказничала, но такого рода расправа над бабушкиным вязанием повторялась каждую ночь на протяжении уже двух недель. Таким образом вот уже полмесяца бабушка не могла закончить злосчастный шарф.
Причиной такого странного поведения Эмили послужил следующий случай. Дней двадцать назад бабушка прихворала и, несмотря на уверения доктора о том, что это простое недомогание, решила, что непременно умрет. Увидев, что бабушке с каждым днем становится хуже и чтобы как-то ее занять, Эмили попросила ее связать для себя синий шарф. Бабушка охотно согласилась и кажется на время забыла про свои беды. Но однажды Эмили ненароком услышала как бабушка, лаская свою кошку, пробормотала следующее: «Вот если закончу до Рождества шарф для Эмили, значит тогда и умирать время придет, а не закончу – проживу еще год!». Тогда-то Эмили и начала свою авантюру. Сначала она спрятала спицы, но бабушка велела купить новые. Затем она убрала нитки, оставив лишь малюсенький моточек, но на следующий день служанка принесла новый. В отчаяньи Эмили бросила на шарф кошку, которая, конечно же, полностью испортила проделанную работу, за что была изгнана в коридор, где спала по сей день. Правда, все эти проделки задержали ход вязания дней на пять, но бабушка начала шарф сначала.
Поняв, что так долго продолжаться не может, Эмили выдумала самый тихий и хитрый метод, который был описан выше. Поначалу Эмили распускала работу раз в две ночи. С памятью у бабушки было не очень и потому она даже не замечала как вечером длинный шарфик утром становился короче. Но потом это ее озадачило, и она стала работать быстрее. Теперь Эмили приходилась совершать свои вылазки каждую ночь. Но следует отметить, что на протяжении этих двух недель здоровье бабушки шло на лад и Эмили не без гордости замечала в этом свою заслугу.
По мере приближения Рождества у бабушки прибавилось дел по хозяйству, к тому же Эмили все чаще просила погулять с ней, так что о шарфе почти забыли. И сегодня утром Эмили надеялась, что сможет оставить свой ночной караул и поехать с родителями на бал. Целый день она примеряла платьица и туфельки, заплетала и расплетала локоны. Но вот во время обеда к ужасу для себя Эмили обнаружила, что бабушка уже почти закончила шарф. И несмотря на огромное желание поехать на бал, она притворилась больной и даже согласилась выпить это страшно горькое лекарство, чтоб только бабушка не закончила синий шарф.
Но сегодня вечером Рождество, и даже если ей придется пожертвовать всеми балами и всеми своими подарками, Эмили была счастлива, что бабушка будет рядом весь последующий год. Она положила спицы, шарф и нитки обратно в корзину и, встав на табурет, положила все на место.
Но тут произошло сразу несколько вещей: в ту самую минуту, когда Эмили вернула шарф на место, у двери гостиной что-то быстро зашевелилось: это, мяукая и шипя от восторга, в комнату вбежала кошка. Однако Эмили так испугалась, что резко отдернула руку и, зацепив вазу на столе, уронила ее. Та упала на пол и разбилась вдребезги. Шуму было более чем достаточно, из комнаты слуг выбежала горничная, а со второго этажа спустились няня и бабушка. Эмили еле успела спуститься на пол, толкнуть табуретку под стол и самой залезть туда.
- Ах, какая негодница, Мокси! – закричала няня, увидев разбитую вазу. – Только поглядите что она натворила. Энн, тебе же сто раз говорили, дверь в гостиную надо на ночь закрывать. Видишь что случилось!
- Прощенья просим, мэм. – замялась служанка. – Но готова поспорить, сегодня я ее закрывала.
Эмили стало совестно – это она забыла закрыть дверь.
- Не могла же кошка сама открыть дверь? Я думаю, это вычтут из твоего жалованья...
- Но...
Энн нагнулась, чтобы убрать осколки – еще чуть-чуть и она заметит Эмили под столом.
- Не беспокойся, Энн. – послышался спокойный голос бабушки. – Из твоего жалованья ничего не вычтут. Оставь это, уберешь утром.
- Это же китайская ваза... – затараторила няня.
Но она не успела договорить, так как зазвенел дверной колокольчик.
- Лучше пойди и посмотри кто там! – сказала бабушка.
Из-под стола Эмили увидела торопливо выходящих Энн и няню, точнее их ноги. У стола совсем рядом прошуршал бабушкин халат. Она остановилась и после продолжительной паузы Эмили услышала тихое восклицание: «Что за чудо!». Эмили была так счастлива, что чуть было не закричала от переполняющих ее чувств. Она закрыла двумя руками рот, чтобы не выдать себя.
- Мама, вы до сих пор не спите? – послышался голос папы.
– Ах, что это с вазой? - «Мама» Эмили узнала голос женщины. Значит они вернулись с бала.
- Кошка. – просто ответила бабушка. – Нэнси, дорогая, посмотри на этот шарф! Я готова поспорить, что сегодня вечером почти закончила его...
- Ах, мама, вам надо выспаться! Как вы себя чувствуете?
- Великолепно! – бодро ответила бабушка и, заметив у елки мятого медвежонка, тихо добавила – Значит, еще один год...
И смысл этих слов не поняли ни мама, ни папа, а только она сама и ее прячущаяся под столом внучка, которая, проснувшись завтра утром, удивит всех своим быстрым выздоровлением и не меньше удивится сама, когда все же найдет под елкой подарки от Санты... и никакого синего шарфа!
Корзина
Стоял Сочельник. Миссис Уолш вынула из духовки большую, аппетитную индейку и по всей кухне распространился вкусный запах. Сегодня Эмили Уолш превзошла саму себя, стол буквально ломился от обилия всякого рода блюд: здесь были и жареный поросенок с яблоками, и утка в апельсиновом соусе, и грибной суп, и запеченные в тесте перепелки, и пирог с ягодами, и вершина английского кулинарного мастерства – яблочный пудинг. Теперь ко всем этим яствам присоединилась и индейка. Миссис Уолш вздохнула: ей было приятно смотреть на красивый стол, вдыхать аромат блюд, но для кого все это? Они с мужем жили одни, детей у них не было...
- Не пропадать же всему этому добру? – спросила она вслух.
И тут ее осенило, глаза у нее заблестели и миссис Уолш начала собираться. Она тщательно упаковала больше половины всей этой вкуснятины, надела пальто и, нагрузив себя корзинами, вышла из дома. Она направилась прямиком в сторону городской церкви.
- Благослови вас Господь, - сказал отец Патрик, когда Миссис Уолш принесла в церковь все эти корзины с едой. – Мы хотели сегодня устроить скромный ужин для бедняков. Благодаря вам, этот ужин превратится в настоящий праздник. Но, право, сколько стараний ушло на все это!
- Что вы, отец, мне совсем несложно! – страстно возразила Эмили. – Знаете, у меня большая семья и в детстве мама всегда много готовила, особенно на Рождество. Вот я и решила приготовить настоящий праздничный ужин. Только для меня и мужа это многовато. Я думала... думала, что если сделаю доброе дело, Господь наконец сжалится надо мной и ниспошлет нам с Питером ребенка... я только об этом и молюсь...
При этих словах голос молодой женщины дрогнул и слезы покатились по ее щекам. Отец Патрик – пухленький настоятель местной церкви – протянул ей платок. Он начал утешать бедную Эмили, которая вот уже семь лет молилась о ребенке. Когда она чуток успокоилась, настоятель сказал.
- Не унывай, дочь моя. Когда Господь закрывает дверь, он всегда оставляет открытым окно. Кто знает что может случится в такое святое время, как это? Может именно сегодня твоим молитвам суждено быть услышанными.
Эмили лишь слабо улыбнулась и прошептала. – Благословите, отец.
– Господь благослови тебя! – он перекрестил ее, и миссис Уолш вышла.
Отец Патрик знал какая эта хорошая семья – Уолшы: Питер – работящий и умный человек, а Эмили, сложно было бы найти человека добрее и великодушнее. Казалось во всем городе невозможно было найти более достойных людей, но так уж устроен мир, что не всегда достойный получает то, что хочет. Или нет?
Уже по пути домой миссис Уолш заметила женщину с корзиной, направляющуюся в сторону церкви. «Наверное, она тоже хочет сделать доброе дело» - подумала Эмили. Уже начинало темнеть и она не заметила что было в корзине.
- Несут, и несут! Интересно чего это они все в церковь тащат? – пробормотал Пьяница Барт про себя, сидя в пивном ларьке.
Он сидел возле окна, а оттуда открывался хороший вид на площадь с церковью. Так что он видел как четверть часа назад Эмили Уолш вошла туда с корзинами, а теперь еще одна женщина направлялась в церковь.
- Кто их знает, этих святош? – неожиданно для Барта отозвался сидящий рядом незнакомец в красных сапогах, отхлебывая пиво из кружки. – Скорее всего несут пожертвования для бедняков.
- Для бедняков... Хэ, да беднее меня разве что мыши в этой церквушке.
- Выходит, это они тебе подарки несут. – засмеялся незнакомец.
Тем временем женщина остановилась у дверей церкви, огляделась по сторонам и, положив корзину на ступеньки, ушла быстрыми шагами. Барт тут же вскочил на ноги и бросился к двери.
- Эй, ты куда? – спросил незнакомец.
- За своим подарком! – бросил тот и выбежал на улицу.
Через пару мгновений Барт стоял возле церкви, благо еще никто не входил и не выходил оттуда, так что некому было заметить оставленную корзину. В закатных сумерках Барт быстро схватил корзину и побежал прочь – в темную аллею, подальше от толпы на площади.
«Тяжелая, небось много еды, а если повезет еще и выпить найдется» - думал Барт пока шел. Наконец он нашел укромное местечко, положил корзину на землю и заглянул внутрь.
- Что за... – вырвалось у него, но вдруг кто-то стукнул его по затылку. Последнее, что Барт увидел перед тем как потерять сознание – красные сапоги.
Незнакомец, который на самом деле был разбойником с большой дороги по кличке Головорез Дик, последовал за Бартом до самой аллеи и забрал у него добычу. Барту еще повезло, что он остался в живых.
Идя по улице разбойник прямо на ходу одним глазком заглянул внутрь корзины и тут же остановился как вкопанный. Глаза у него стали квадратными от удивления.
- Нет уж, это слишком даже для меня! – шепнул он. Рядом у обочины стоял экипаж, нагруженный разными вещами. Пока кучер поправлял вожжи, Головорез положил корзину рядом с другими вещами и побежал во всю прыть. Он бежал так быстро, что чуть было не сбил по пути пухлую даму.
- Ну и манеры! Фи! – пробормотала мадам Зизи.
Чуть не заработав себе грыжу, кучер помог ей взобраться в экипаж и устроиться среди своих бесчисленных покупок. Свист кнута, и лошадка медленно побрела по дороге. Мадам Зизи накупила кучу всякой всячины, в основном подарки своим деткам и мужу – городничему, и теперь довольная пересчитывала все. Тут ее взгляд остановился на маленькой бедненькой корзине на противоположном сидении.
- А это что? Не помню, чтобы я покупала...
Она наклонилась, посмотрела в корзину и заорала во всю мощь своей неслабой глотки. От ее крика подпрыгнули оба: и кучер, и лошадка. Экипаж остановился и бледный кучер подбежал к своей хозяйке.
- Это просто скандал какой-то! – орала она. – Это кошмар! Уму не постижимо!
Бедный кучер никак не мог понять о чем она, пока мадам не протянула ему корзину. Он посмотрел и начал дрожать всем телом.
- Ну! – потребовала ответа хозяйка.
- Эт-то... от-т-куда вз-зи-зялось – начал он заикаться от страха.
- Это Я тебя спрашиваю откуда? Откуда взялась эта корзина?
- Н-не зн-на-ю.
Она резко протянула корзину кучеру и процедила.
- Избавься!
Казалось кучер боится даже дотронуться до корзины, но под железным взглядом хозяйки он повиновался, хоть и держал ее на вытянутых руках. Но что он мог с ней сделать? Улица пустовала. Тут он заметил свет, горящий в лавке булочника, быстро побежал туда. Зайдя, он заметил там лишь булочника и спящего у камина мальчугана.
- Дай-ка мне любезный воон тот батон! – кучер положил корзину на прилавок, протянул монету булочнику и указал на самую верхнюю полку. Пока тот тянулся за булкой, кучера и след простыл.
- Эй, псих, забери хоть булку! – крикнул булочник, спустившись с полки. Но тут он заметил корзину на прилавке. – Дураков развелось, как собак нерезаных!
Но увидев то, что было в корзине, булочник почувствовал, как у него даже усы зашевелились и макушка зачесалась. Пару минут он стоял как вкопанный, но очнувшись вдруг схватил корзину и побежал к двери. Выйдя на площадь, он просто положил корзину на землю и чуть не упал, споткнувшись о что-то, точнее о кого-то и кстати здорово ушиб ногу. Но булочник хотел побыстрее уйти, потому молча побежал обратно.
- Эй, смотри куда наступаешь! – крикнул ему вслед Барт. – Смотри даже не извинился.
Но тут Барт увидел рядом с собой корзину и опешил.
- Опять ты! – буркнул он.
Барт уже вскочил на ноги и хотел бежать, но тут забили церковные колокола, казалось, их звук лишний раз напоминал всем о Рождестве. Барт остановился, почесал затылок и, взяв корзину, побрел к церкви.
Святой отец слегка удивился, увидев Барта в церкви, но потом улыбнулся ему и пригласил погреться, даже указал на место у праздничного стола.
- Это, ээ, у двери нашел! – сказал Барт, протягивая отцу Патрику корзину. – Я подумал, лучше внутрь занести, а то на улице маленько прохладно.
Настоятель откинул одеяло с корзины и ахнул.
- Даже ума не приложу что нужно делать! – буркнул Барт.
- Господи ты боже мой, я знаю что делать! – воскликнул священник, подняв руки к небу. А потом нагнулся и прошептал в корзину. – Настоящий дар божий, ее в пору назвать Дороти! Идем, Барт... в дом Уолшов!
Телеграмма
Мистер Макфаррел работал на почте уже целых сорок семь лет. Он начал с простого письменосца и дошел до главного почтальона городка под названием Хайхилл, что в графстве Суррей. За сорок семь лет своей безупречной службы Грегори Макфаррел прослыл самым добрым и отзывчивым человеком, какого знали в Хайхилле: он не отсылал обратно письма для бедняков, которые не могли заплатить за них, не брал деньги с неимущих за срочные телеграммы, а подчас и позволял нищим ночевать на почте, когда у отца Патрика не хватало коек в церкви…
В тот вечер мистер Макфаррел собирался уйти домой пораньше, так как ждал важных гостей – его сын Генри со своей женой Мери и дочурками-близнецами обещали навестить старика Макфаррела. Они жили в самом Эдинбурге и могли приезжать не так уж часто. Каждый раз по приезду Генри сетовал, на то, что отец никак не хотел переезжать к ним и бросить “мучительную работу на этой захолустной почте”, но каждый раз отец его настаивал, что без него тут все развалится и что он может быть в следующем году уже насовсем переедет к сыну. На самом деле старик Макфаррел не собирался переезжать: не то, чтобы он не хотел этого, он просто не смог бы.
Полтора года назад он попытался: сдал все дела Хэмишу, собрал свои пожитки, попрощался со всеми друзьями и знакомыми (а таких набралось немало), сел в поезд и поехал к сыну. К своей отцовской гордости Макфаррел обнаружил, что у Генри был вполне приличный двухэтажный дом в центре города с красивой террасой и уютным садом. Невестка была к нему добра, девочки обожали деда, сын наконец-то был доволен. Макфаррел целыми днями читал, или сидя на веранде рассказывал внучкам истории своей молодости, но время шло… наступил сентябрь, девочки уехали в школу и должны были оставаться там до рождественских каникул, сын уходил утром и возвращался лишь поздно вечером, а невестка была занята домашними заботами. Грегори все еще любили и лелеяли, но там на захудалой почте в Хайхилле он мог делать что-то, он был Мистером Макфаррелом – главой почты, а здесь он чувствовал себя дряхлым и беспомощным стариком … А потому он собрал вещи и вернулся обратно, обещав себе умереть на этой самой почте!
Макфаррел улыбнулся, вышел из своего кабинета и, подойдя к вешалке, начал надевать пальто и шляпу. Почтмейстер заметил, что Хэмиш угрюмо размешивает поленья в камине - согласно правилам, на почте должен всегда быть дежурный. Обычно это был сам Макфаррел – ему было здесь удобно и никто не ждал его дома, но сегодня был особенный вечер, а посему старик попросил Хэмиша остаться за него (именно попросил). Конечно жена и ребятишки Хэмиша хотели бы, чтобы он остался с ними на Рождество, но старик Макфаррел был всегда добр к ним и к тому же он уже полгода не видел сына…
“Ах какие же приятные эти рождественкие хлопоты!” – думал Макфаррел. Нужно столько всего сделать, по дороге домой надо зайти к бакалейщику, купить кое какой еды, сходить к Миссис Вандайк, чтобы забрать заказанный фирменный пирог с яблоками, а дома… нужно украсить елочку, которую вчера завез Хэмиш, натопить камин – не могут же девочки замерзнуть…
- Мистер Макфаррел… Уже уходите? - кроткий голос Хэмиша отвлек старика.
- Да, Хэмиш. Ты уж прости, что я заставляю тебя работать в Сочельник…
- Да я не потому расстроился… в общем, там для вас телеграмму прислали… только что
- Ах вот как – Макфаррел взял листок у Хэмиша и прочитал.
“Снежная буря. Все дороги замело. Не можем никак доехать. Генри.”
Макфаррелу понадобилась целая минута, чтобы понять смысл телеграммы, он ошарашенно сел и даже не снял шляпу.
Хэмиш не смел произнести ни слова, ему стало так жаль старика. Ни один ребенок в округе не ждал Рождества так сильно, как старик Макфаррел, а теперь все его мечты рухнули, Хэмишу даже показалось, что почтмейстер постарел на год или два.
- Это всего лишь буря… - попытался его утешить Хэмиш – К утру они будут здесь, сэр.
- Поезжай домой, Хэмиш – сказал старик, снимая шляпу.
- Но сэр…
- И слышать не хочу. У тебя жена, дети… а мне по-видимому уже некуда спешить… - и сказав это, он медленно побрел к себе в кабинет.
С болью в сердце Хэмиш покинул почту.
Десять вечера, Макфаррел сидел возле стопок писем, закрыв глаза, опрокинув усталую седую голову на спинку кресла и слушал как потрескивают поленья в камине. Макфаррел тихо злился: не на сына, он-то не виноват в буре… и не на Хэмиша, хотя именно Хэмиш передал ему горькую новость… он сетовал на судьбу! Подумать только, всю жизнь делал людям только добро, а в Сочельник сижу один одинешенек на почте, в окружении бумаг и бандеролей.
Вдруг старик вздрогнул, кто-то постучал в дверь. Не помня себя от счастья, он бросился открывать дверь, быть может это Генри с семьей, они все-таки добрались, или эта телеграмма была просто шуткой и сейчас они вместе вдоволь посмеются над наивностью старого почтмейстера…
Макфаррел отворил дверь, на пороге никого, только ветер да снег. Но тут его усталые глаза различили женские силуэты.
- Миссис Вандайк? – спросил Макфаррел – И Мисс Трентон! Что-то случилось?
- Ох Мистер Макфаррел, Хэмиш нам рассказал, что вы тут совсем один, да еще и в Сочельник! Мы с Ингрид не могли этого допустить – быстро затараторила старушка Вандайк.
- Нам ведь тоже особо не с кем встречать Рождество – присоединилась мисс Трентон. – Можно мы уже войдем, а то тут довольно прохладно.
Макфаррел пригласил дам внутрь и закрыл дверь.
- Я принесла ваш яблочный пирог – сказала миссис Вандайк, доставая корзину
- И не только – закончила мисс Трентон, водрузив корзину с едой на стол.
- Ох как грязно тут у вас! Ингрид, думаю мы успеем на скорую руку все убрать.
И прежде чем старик успел вымолвить хоть одно слово, дамы начали убираться. Но у Макфаррела не было много времени на удивление, потому что скоро опять постучали в дверь: на этот раз Хэмиш с семьей. Они ввалились гурьбой, притащив с собой елку, индейку и приборы. Через четверть часа ввалился Джордж Парри с кучей подарков из своей лавки, Питер и Эмили Уолш принесли пудинг, а малышка Дороти присела Макфаррелу на колени и запела рождественский гимн. Замкнул шествие толстяк МакКрейк из винной лавки, который принес доброго ирландского виски.
Старая почта превратилась в шумное, светлое и уютное рождественское гнездо, где все веселились и пели.
- Но зачем вам все это? – вдруг выпалил Макфаррел.
Все удивленно уставились на него.
- Ох мистер Макфаррел, какой же вы… - Миссис Вандайк не договорила – когда десять лет назад мой маленький Билли заболел и нужно было срочно ехать в Кингстонский госпиталь, разве вы не велели освободить для нас почтовую карету, чтобы мы доехали к утру? Не вы ли разучили Хэмиша бездельничать, дав ему приличную работу на почте? А когда у мисс Трентон не было ни пенни, разве не вы бесплатно телеграфировали ее брату в Лондон? Ох мистер Макфаррел, в этом городе не найдется человека, которому вы не оказали услуги вроде этих. Разве мы могли позволить вам скучать одному в Сочельник?
Старик Макфаррел был настолько тронут, что аж прослезился. Ему налили крепкого ирландского виски и выпили за его же здоровье.
- Макфаррел – добрый!
- Макфаррел – щедрый!
С каждым бокалом тосты все больше восхваляли старика почтмейстера, который смотрел на окружающих и понимал, что не зря прожил свою жизнь. И если бы в этот миг, когда часы пробили полночь, старик-почтмейстер посмотрел в окно, то заметил бы, как к почте подъехала последняя, но самая долгожданная карета, из которой вскоре выбежали девочки-двойняшки, их мать Мери и отец Генри Макфаррелы…”
Часы пробили полночь, догорела последняя свеча, в кабинете Спенсера было тихо. Сказки из тюрьмы, опубликованные в таком престижном журнале как “Ридинг Таймс” могли вызвать тот еще переполох. Марк зажег сигарету и подошел к окну. Он не был знаком с этим Уолшем, не знал за что он сидит в тюрьме и скоро ли освободится, но четыре чуда Питера Уолша тронули его, заставили почувствовать тепло, вселили немного надежды и вернули веру в Рождество…
Человек, у которого в жизни было столько чудес, наверняка имел поддержку свыше и Спенсер с удовольствием поставил на письмо надпись “одобрено для печати”.
